Родология — это воспитание человека, его отношение к жизни, его отношения в семье и дух, проще говоря, знание своих предков. До Октябрьской революции 1917 года жизнь казахского народа была иной. Мы были народом со своим видением и менталитетом. Но, потом была нарушена преемственность поколений. Я видела список аксакалов 70-80 лет, которые в свое время могли быть опасными для советской власти. Когда я думала: “Какой урон они могли бы нанести властям?”, то поняла, что таким образом, они хотели разрушить преемственность. Мы потеряли целостность как личности из-за идеологии советской власти, которая пропагандировала атеизм. Люди пострадали психологически. Мы потеряли мировоззрение, историю, существовавшую до ХХ века.
Как я пришла к родологии? Примерно в конце 90-х я задалась вопросом “кто я? Какой человек?”, потом я начала искать. Прослушала много тренингов, лекций. Я поняла, что мои страхи за семью, детей и мужа усложняют мне жизнь. Я прошла еще несколько тренингов, чтобы избавиться от этого страха. Были среди них и те, что помогли мне, но их эффективность пропадала через некоторое время. И я снова погружалась в тревожное состояние. В 2005 году я познакомилась с Валерием и Ларисой Докучаевыми и обратилась к ним за советом. Валерий Васильевич — кандидат физико-математических наук, а его супруга Лариса Николаевна — кандидат философских наук.
На первом семинаре мы сделали генограмму. У геннограммы есть отличия от казахской генеалогии. Здесь вы пишите не только о предках со стороны отца, но и матери. Потому что обе стороны играют большую роль в формировании человека. Причем не более 3-4 поколений. С помощью генограммы я не только узнала какими были мои бабушки и дедушки, но и нашла ответ на мучавший меня вопрос. Оказывается, обе мои бабушки овдовели. Папиной маме было 28 лет, когда деда сослали на Дальний Восток. Она больше не выходила замуж. Кроме того, она потеряла двоих детей. А мамина мама овдовела примерно в 30-35 лет. Второй раз вышла замуж за моего деда. Кстати, первая жена и сын моего деда тоже умерли от голода. Кроме того, у бабушки умерло 9 детей в двух браках. Я обнаружила, что их вдовство бессознательно вызывало мой страх потерять мужа и детей.
Я жила с бабушкой, когда училась в первом классе. Она делилась со мной с ее первой внучкой со всей своей печалью. От первого мужа у нее была дочь по имени Коныртай. Но, в возрасте 13 лет она умерла из-за сглаза. Я вспомнила эту ситуацию, когда делала генограмму. Мой первенец тоже девочка, тогда я поняла, почему я так боялась за свою дочь. Только тогда я узнала, что мой страх исходит от моих предков. Это был страх, хранящийся в моей генетической памяти. Методы, предложенные Докучаевами, помогли мне окончательно избавиться от этих страхов за полтора года.
У нас также есть синдром жертвенности и сиротства. Потому что многие из наших дедов остались сиротами из-за войны, из-за различных трагедий в 20 веке. Сложившееся у них поведение, сиротство до сих пор, мне кажется, встречается у 80-90 процентов нашего населения. Но с этим синдромом можно работать.
Революция, голод и репрессии, ставшие социальным катаклизмом в ХХ веке, нанесли серьезный ущерб казахскому народу и оставили свой след в генетике нации. Поэтому многие семьи молчали годами о своих предках: «Не говори о них, не спрашивай, не произноси и слова». Мой прадед Маткарим был депортирован в Сибирь в 1928-1929 годах. Сын Маткарима Абдрахман также был репрессирован в 1943 году. Отец испугался и не стал расспрашивать о своих предках. Затем, в 2018 году, я впервые посетила Маргилан, чтобы найти своего дедушку, преодолев все свои страхи, тревоги и другие негативные чувства. Маргилан — это город в Фергане, Узбекистане. Говорят, что мой прадед был оттуда. Для меня эта поисковая работа была очень важна. Потому что на протяжении многих лет слова моей бабушки «мы были врагами народа» меня очень огорчали.
Поэтому, добравшись до Маргилана, мы в первую очередь посетили исторический музей. Мы познакомились с его руководителем и рассказали о цели своей поездки. Они были ошеломлены тем, что мы, спустя столько лет, пришли искать нашего прадеда. Там мы нашли новые данные о нашем дедушке. У него было 3 хлопковые фабрики, торговые дома, он помогал сиротам и бедным, построил здание пожарной части. В той поездки мы познакомились с Мухтархоном, чей отец видел и знал моего деда Маткарима. Также мы услышали много теплых слов, в том числе, после слов старейшины Мухтархона: «Ты должна гордиться таким предком», мое сердце успокоилось, думаю, я всегда искала именно это. Меня охватило необъяснимое чувство.
Мухтархон баба рассказал еще несколько интересных фактов о прадеде Маткариме. Он предположил, что его потомки могли разъехаться. И добавил, что в 2012 году приходил мужчина и расспрашивал о моем дедушке. К сожалению, Мухтархон баба не мог вспомнить его имя или даже не сохранил номер телефона. Это привело к мысли, что у нашего дедушки, вероятно, есть и другие потомки. Это значит, что наши поиски еще не закончены.
К нам на консультации приходят много людей. Их первый вопрос: “зачем нам нужно знать наших бабушек и дедушек?”. Тогда, я спрашиваю их: «Как бы ты себя почувствовал, если завтра твои внуки не знали бы твое имя?”. Никто не хочет, чтобы их забыли. Это ответ на многие вопросы.
Респондент: Әлия Сағымбаева
Интервьюер и переводчик: Кымбат Қалиева
